Война в той или иной степени вошла в жизнь всех футбольных людей. Кто-то сражается на фронте, кто-то помогает гуманитарно, кто-то занимается, насколько возможно, делами футбольными, кому-то довелось пережить в городских условиях ужас эпицентра боевых действий…
Владимира Яксманицкого активная фаза войны застала в Мариуполе. Если кто-то не знает, Яксманицкий в 1990–2000-е годы на позиции центрального защитника защищал цвета донецких «Шахтёра» и «Металлурга», мариупольского «Ильичёвца». Был везде на первых ролях. И вот…
– Когда началась военная операция, тренировал ребят 2006 года рождения в академии ФК «Мариуполь». В первые дни активных боевых действий страха не испытывал. Опасения были, что придётся несладко, но не думал, что так. Наверно, и все в Мариуполе не думали, что будет такая история.
– Владимир Иванович, попадания снарядов в ваш дом были?
– Были конечно. У меня квартира на третьем этаже, а попадания были в восьмой, девятый. В первом и втором подъездах горели верхние этажи. Вокруг дома были разрушены.
– Прятались в подвале?
– Нет, не в подвале. Прятались в тамбуре. Постелили и там жили, по существу.
– Понятное дело, что было трудно с водой, с продуктами. Как из этой ситуации выходили?
– Пока была вода, успели набрали ванну. После 28 февраля, когда всё было разбомблено, люди в магазинах брали продукты. Но я не бегал. У нас проблема была не в продуктах, а в воде. Вот, это действительно. Кстати, много людей погибло, когда именно ходили за водой. Снайперы в них стреляли, хотя видели, что они с вёдрами, баклажками. Источники воды разные находили. Если недалеко колодец, считай – повезло. Брали воду из бассейнов в разбомблённых саунах. Но она хлорированная, поэтому её можно было только для технических нужд. Собирали снег, топили его. Возле дома разжигали костёр, кипятили воду, грели еду. Ни газа ж, ни света не было. Всё, что рядом было древесное, разбирали для костров. Отопление не работало. Что называется, дубарь был капитальный. Вода замерзала: десятилитровое ведро за ночь – до дна. С одной стороны, плохо, что холодно было, а с другой – к лучшему…
– ?!
– По улицам было много трупов. Процесс разложения на морозе замедлялся.
– Такое не забывается…
– Вообще, это надо пережить. Задача была выжить. Всё перевернулось. Ценности изменились. Какие-то блага отходят на второй план. Люди стали дружнее, начали понимать, что такое взаимопомощь. Я хоть с соседями некоторыми ближе познакомился (улыбается). До войны – пробежали навстречу друг другу: здрасьте-здрасьте. А теперь почти, как родные. Сколько вместе пережито!
– Как удалось выбраться и когда?
– 17 марта были первые прилёты в мой дом. Верхние этажи уже начали гореть. Воды нет, тушить нечем, огонь моментально перебрасывался с этажа на этаж. Родителям сказал, что надо уезжать. Благо моя машина, «Волга ГАЗ-31» под домом стояла. Так на ней ни царапины! Везде всё горело, осколки, разрывы, битое стекло, а ей повезло (улыбается). Вот 17-го вечером и решили ехать. Собрали вещи, всё самое необходимое, документы, и 18-го рано утром поехали. Выехали наугад: не знали куда и как.
– Информации о гумкоридорах не было?
– Ничего не было. Ноль информации. Мы на левом берегу живём. Спустились вниз, на улицу Ляпина и совершенно случайно попали в гумкоридор. Так вот повезло, что смогли выбраться. Потом поехали в Безыменное, где остановились у знакомых и прожили три месяца. Но вначале в Безыменном, конечно, прошли фильтрацию. В Мариуполь вернулись с месяц назад. Здесь у сестры двоюродной дом уцелел, так мы в нём живём, чтобы его не разграбили. На всякий случай, всё ж может быть в этой обстановке.
– А что с вашей квартирой?
– После того, как мы уехали, как нам рассказали, некоторое время там жили военные, чеченцы. Но ничего не тронуто. Всё в целости и сохранности. По квартире, к счастью, прилётов не было. Выше, на четвёртом этаже, было попадание. Стёкол на окнах, ясное дело, нет. Это даже не считается. Забили клеёнкой. Ездим время от времени, смотрим, как дела.
– Что сейчас в Мариуполе со светом, с водой?
– В отдельных районах дали свет, воду. А в целом в городе пока нет.
– Чем сейчас занимаетесь?
– В творческом отпуске и творческом поиске (улыбается).
